Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

Она лежала в кровати. Возле нее, на столике, горела маленькая лампочка в виде совы. В комнате был полумрак. Я взял стул и сел.

– Почему ты пропал? – спросила Ира.

Теперь, когда Ира лежала на подушке, она показалась мне еще бледней. Я не знал, что ответить ей, и спросил, где тетка. Она сказала, что тетка ушла в театр.

– Мы тоже должны обязательно сходить в театр, – улыбнулась она.

– Да, – сказал я. Я думал о том, что через несколько дней мне нужно ехать в колхоз.

– Мы обязательно должны пойти с тобой в театр, – повторила она.

– Да, – сказал я.

– У тебя опять что-то случилось, Саша? Я вижу это по твоему лицу. Ты опять поссорился с приятелем?

Я знал, что у меня дурацкое лицо. Я никогда не мог ничего скрыть. На моем лице было написано все.

Я сказал, что это длинная история. Длинная и скучная.

Ира посмотрела на меня внимательно. На свету волосы у нее были как золотистые паутинки.

– У нас не должно быть секретов, – сказала она. – Мы не должны ничего скрывать друг от друга.

Я начал рассказывать и рассказал Ире все. Я знал, что она меня поймет. Она всегда меня понимала. Она долго молчала. Потом взяла меня за руку. Мне послышался звонок.

– Кто-то звонит, – сказал я. – Надо открыть.

– Нет. Это телефон. Пусть звонит.

Телефон звонил очень долго. Потом он звонил еще несколько раз.

– Если я попрошу тебя сварить кофе, ты сумеешь?

– Я попробую, – сказал я.

Дверь осталась открытой. Я стоял возле плиты и видел, что Ира лежит и смотрит перед собой. Мы пили кофе молча. Я принес еще стул, поставил на него чашки.

– Ну вот. У тебя тоже талант, – сказала Ира. – Кофе вкусный.

Она улыбнулась. Я посмотрел на нее и в эту минуту особенно ясно ощутил, как мне не хочется ехать. Мне представились холодные поля, заброшенные домики, серые и неприветливые. Я буду шагать по этим полям много дней. Где-то очень далеко от Иры. И резиновые сапоги будут вязнуть в грязи.

Я отодвинул стул.

Ира закрылась одеялом и прислонилась к стене.

– Значит, тебе надо уезжать, – сказала она. – И я останусь здесь совсем одна. Одна в этих стенах. Сначала уедешь ты, потом Оля.

Она замолчала. Прижала уголок одеяла к подбородку и смотрела на меня. Потом проговорила:

– Нет, этого не может быть. Я не могу без тебя. Ты ничего не знаешь. Я ведь люблю тебя. Я люблю с того самого первого дня, с того первого вечера. Я почему-то все время ждала белых ночей. Скоро будут белые ночи. Я представляла, как мы бродим с тобой по пустым улицам. И чаще всего видела, как мы стоим возле Кировского моста. Сперва вода становится желтой, потом на воде розовые облака. У меня есть белое платье. Очень красивое.

Я не мог сказать ни одного слова.

Снова зазвонил телефон. И от этого звонка, глухого, далекого и какого-то постороннего, очень ясно почувствовалось, что мы одни и что мы очень близки друг другу. Я видел как блестят Ирины глаза. Видел, как улыбаются ее губы. Мы молчали. Мы только смотрели друг на друга, и наши руки касались. Не нужно было ничего на свете. Только вот так сидеть и держать ее руки. И чтобы вот так же улыбались ее глаза и так же горела вот эта сова. Почему же я должен уезжать? Почему не имею права выбрать сам, что я хочу, а чего не хочу?

Я сказал:

– Мы обязательно пойдем на Неву и будем встречать белые ночи. Никто не может этого запретить.

Ира посмотрела на меня.

– Значит, ты не поедешь? Я не хочу ничего говорить. Ты реши это сам.

– Я съезжу на неделю, чтобы отвязаться от них. Но только на одну неделю. И больше не поеду. Пусть что угодно. Мне все равно.

Ира приподнялась и поцеловала меня.

– Я приеду двадцать пятого, – сказал я.

Мы сидели еще долго. Сперва я должен был уйти через полчаса, потом еще через полчаса. Около двенадцати я оделся и посидел еще немного в пальто. Ира сказала:

– Послезавтра ты уже не позвонишь. И я даже не могу тебя проводить. А может, мне пойти?

– Нет, ничего. Это ведь только на неделю.

Я не разрешил Ире выходить в коридор. Погасил свет и тихо захлопнул дверь.

На лестнице, на первой площадке, я встретил тетку.

– Вы уходите?

– Да, уже поздно, – сказал я.

Она засмеялась.

– Не поздно, а рано. Поздно это для других. Для старых и скучных. Для таких, как я. А вы ведь еще романтик. Ох, как жарко! Вы замечаете, как жарко? В этом году необыкновенная весна.

– Да, – сказал я.

Она улыбнулась, и мы распрощались.

Я вышел и опять посмотрел на их окна. В спальне горел свет. Потом свет зажегся в другой комнате, и по окну промелькнула тень. Я перешел через улицу и постоял еще немного. Мне хотелось снова подняться наверх. Но это было невозможно. Мне надо было уезжать куда-то далеко от этой улицы, от этого дома. Я поднял воротник, повернулся и пошел быстрей и быстрей. Я был счастливый, и я был самый несчастный.

Глава третья

Мы уезжали на следующий день. Нас было двенадцать человек. По перрону бегали женщины с бидонами. Состав был почти пустой. Проводники стояли, прислонившись к вагонам, и лениво смотрели по сторонам. Громко кричали продавщицы мороженого, постукивая по своим голубым ящичкам. День был теплый и тихий. Приближался май. На вокзале пахло краской.

Мы прошли вдоль всего состава и, когда дальше идти было некуда, сели в вагон и заняли два купе.

- Не расходитесь, — сказал Яшка Вартонис. - Кочин, тебя это тоже касается.

Яшка был у нас старшим.

- Меня все касается... Но на остановках закрыто...

Я вышел на платформу. Солнце припекало совсем по-летнему. Пахло раскаленным машинным маслом, паровозным дымом и разогретым асфальтом. Я выпил кружку пива и купил в киоске свежий «Огонек». Потом пошел к вагону и стоял у подножки, пока поезд не тронулся. Из вагона доносился смех.

- Садитесь, — сказала проводница. — Останетесь без ног.

- А ноги нужны?

- Кому как.

Поезд сразу же пошел быстро. Я вошел в купе и увидел, что ребята играют в домино. Я бросил журнал на полку. Почему-то кругом была пыль. Вагон не убирали.

Соседнее купе было пустое. Я пошел туда и открыл окно. Город все не кончался.

Долго тянулись застывшие пассажирские составы. Мы проехали через мост. Поезд пошел еще быстрее. Небо над городом было темное, в серых пятнах. Большие здания теперь встречались редко. Замелькали дачные поселки и дачные платформы. Неслись мимо кусты и поля. Откуда-то появилось шоссе. Машины шли быстро. Почти не отставали от поезда. Но потом вдруг начинали суетиться и в беспорядке сбивались возле шлагбаумов.

На остановках пахло прелой травой, полями и нагретыми шпалами. Поезд останавливался, и никто не торопился. Несколько человек сходило, несколько человек садилось, и поезд трогался.

Неожиданно налетел шум. Рядом понеслись вагоны. Таблички мелькали, и ничего нельзя было прочесть. Я посмотрел на часы. Мы ехали уже два с половиной часа. Через два с половиной часа встречный будет в Ленинграде. Может быть, даже раньше.

Время тянулось очень медленно. Наш поезд останавливался возле каждого столба. Надо было как-то убивать время. Рядом смеялись и стучали косточками ребята. Женька Семенов звал меня уже несколько раз. Я пошел и подсел к ребятам

- Берегитесь Кочина, — сказал Виктор Селицкий. — Он злой.

Смешали косточки, и я взял свои семь штук. На руках была игра.

На станции нас ждал грузовик. Какой-то жалкий, перекошенный и весь в грязи. Шофер пожал всем руки и виновато сказал:

- Маленечко потрясет.

Мы забрались в кузов. Нас кидало от борта к борту. Мотор надрывался, и машина перелезала из ямы в яму. Дороги не было. Но каким-то образом машина шла. Из-под колес вылетала коричневая жижа. Мы прыгали, и вместе с нами прыгали наши вещи.

- Иди вперед, —сказал Яша. —Тут лучше.

Я посмотрел на него и не ответил. Мне было все равно, трясет меня или не трясет. Если бы машина остановилась, мне было бы тоже все равно.

Женька Семенов ударился лбом о кабину и сказал:

- Почти рок-н-ролл. Даже сильнее.

Ребята засмеялись.

Дорога все время шла по полю. Справа виднелась маленькая деревня, какая-то затерянная и вросшая в землю. Потом начался подъем, и стало суше. Впереди чернел лес. Я спросил:

- Скоро?

Яшка ответил:

- Приедем.

Он был из седьмого цеха и ездил сюда уже третий раз. Мне он не понравился еще в Ленинграде. Я ему, наверное, тоже.

В лесу дорога была песчаная. И в лесу мы снова поднимались вверх. Куда-то лезли в небо. Неожиданно лес оборвался. Дорога пошла вниз. Я увидел, что место открылось совсем новое и очень красивое. Под нами было озеро, обросшее соснами. Кое-где на воде еще белел лед. Дальше было еще одно озеро. Все это лежало в котловине. Мы ехали по одной стороне котловины, а напротив, за озерами, примерно на той высоте, на какой находились мы, была деревня. Хорошо были видны дома и большие серые постройки.

- Это наша, — сказал Яшка. — Рыбаки есть? Или есть только любители жареной рыбы?

- Кочин может съесть сырую, — сказал Виктор Селицкий.